День Святой Троицы, или просто Троица, Троицын день — один из самых любимых церковных праздников в России. Неслучайно у нас так много Троицких храмов, которые дали имя селам и деревням вокруг них — не по одной в каждой области, а фамилия Троицкий была когда-то одной из самых распространенных. Событие, которое легло в основу Праздника Троицы, произошло на пятидесятый день после Воскресения Христа, отсюда еще одно название праздника — Пятидесятница. Вот как описывается то, что произошло в Книге Деяний святых Апостолов. На пятидесятый день после Воскресения Христова, через десять дней после Его Вознесения на небо, ученики Иисуса собрались вместе. Апостолов было по-прежнему двенадцать, потому что вместо Иуды, предавшего Христа, двенадцатым избрали Матфия.
В этот день в Иерусалиме собрались не только апостолы, ученики Христа. В этот день в Иерусалиме отмечали ветхозаветную Пятидесятницу — праздник, установленный в честь получения Моисеем заповедей, данных ему Богом на пятидесятый день по выходу евреев из египетского плена. Этот праздник особо почитали в Древнем Израиле, поэтому в Иерусалим пришли люди «из всякого народа под небом» (Деян. 2. 5). Когда апостолы вместе с Марией, Матерью Христа, были в горнице, то, как сказано, «внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать» (Деян. 2. 2-4).
Ветер, огонь, шум небесный были знаками, видимыми знамениями, сопровождающими явление Святого Духа. При сошествии Святого Духа на апостолов они получили особые дары — дар разговаривать на разных языках, дар целительства, дар проповедовать о делах Божьих. Как рассказывается в Книге Деяний святых Апостолов, когда вдруг, после сделавшегося шума, ветра и сошествия огненных языков, апостолы заговорили на «иных языках», и даже на наречиях всех тех, кто в этот праздничный день собрался в Иерусалиме, то многих это не просто удивило. Кто-то стал насмехаться над апостолами, говоря, что «они напились сладкого вина» (Деян. 2. 13).
Но Петр, встав с одиннадцатью апостолами «возвысил свой голос», и начал проповедь. Петр говорил о том, что, как и было предсказано пророками, Иисус Христос, Которого распяли, воскрес из мертвых, на сороковой день по Воскресению вознесся на небо, и сейчас излил на апостолов Святого Духа. Проповедь Петра так подействовала на слышавших ее, что многие уверовали и начали спрашивать: «Что же нам делать?» И Петр ответил: «покайтесь и креститесь во имя Иисуса Христа для прощения грехов и Вы получите дар Святого Духа» (Деян. 2. 38). Уверовавших во Христа и охотно принявших в тот день крещение оказалось около трех тысяч.
День Святой Троицы — день, когда миру видимым образом: шумом с неба, ветром, огненными языками пламени — было явлено Третье Лицо Святой Троицы — Святой Дух. Праздник Троицы считают также и днем рождения Церкви. Ведь именно в этот день апостолы, исполнившись Святым Духом, смогли начать свою проповедь «о великих делах Божьих» (Деян. 2. 11) среди разных народов — каждый апостол получил по жребию свой удел и начал апостольское служение (апостол — дословно с греческого означает «посланник»).
Накануне Праздника Троицы верующую отмечают Троицкую вселенскую родительскую субботу. В этот день Церковь особо поминает людей, по каким-то причинам не получившим христианского погребения, например, пропавших без вести или погибших в водной пучине. День вселенского поминовения усопших установлен перед Праздником Троицы для того, чтобы показать, что Дух Святой действует и в мертвых, и в живых, и что для Бога все живы.
По церковному Уставу, в течение пятидесяти дней после Пасхи, до дня Сошествия Святого Духа, поклоны не кладутся, но вечером в Праздник Троицы коленопреклоненно читаются умилительные молитвы Василия Великого, в которых мы исповедуем грехи наши пред Отцом Небесным и, ради великой жертвы Сына Его, испрашиваем помилования; в этих молитвах мы просим также Господа Иисуса Христа даровать нам Божественного Духа, в просвещение и утверждение душ наших, и, наконец, молимся об усопших отцах и братьях наших: «да упокоит их Господь в месте светле, злачне и покойнее».
Святой Дух называют «Подателем жизни», и в знак этого на праздник Троицы принято украшать храм и свои дома ветвями деревьев и цветами. Верующие приносят зеленые ветви, цветы и в храм — в знак того, что мы исповедуем жизнеутверждающую силу Животворящего Святого Духа. Эти цветы, принесенные после богослужения в храме домой, могут храниться дома весь год. Иван Сергеевич Шмелев описывает, как готовились к Троице: выезжали в подмосковные деревеньки — срубать молодые березки, покупали у садовником и крестьян ландыши, специально выращенные к Троице пионы, готовили купальни: на Троицу было принято пускать веночки по воде…
Считалось, — и народные приметы, обычно, не обманывали — что на Троицу денек бывает красный, то есть солнечный, потому что «пошел Господь, во Святой Троице, по всей земле», но вот после Божественной Литургии может «замутиться» — то есть появятся тучи, а вот на следующий день — Духов день, «Господь может и громком погрозить». Вот как описывает великий русский писатель свои детские чувства от праздника, который называли праздником посещения Господа нашей земли: «Солнце слепит глаза, кто-то отдернул занавеску. Я жмурюсь радостно: Троицын День сегодня! Над моей головой зеленая березка, дрожит листочками. У кивота, где Троица, тоже засунута березка, светится в ней лампадочка. Комната кажется мне другой, что-то живое в ней.
На мокром столе в передней навалены всякие цветы и темные листья ландышей. Все спешат набирать букетцы, говорят мне — тебе останется. Я подбираю с пола, но там только рвань и веточки. Все нарядны, в легких и светлых платьях. На мне тоже белое все, пикейное, и все мне кричат: не обзеленись! Я гуляю по комнатам. Везде у икон березки. И по углам березки, в передней даже, словно не дом, а в роще. И пахнет зеленой рощей.
На дворе стоит воз с травой. Антипушка с Гаврилой хватают ее охапками и трусят по всему двору. Говорят, еще подвезут возок. Я хожу по траве и радуюсь, что не слышно земли, так мягко. Хочется потрусить и мне, хочется полежать на травке, только нельзя: костюмчик. Пахнет, как на лужку, где косят. И на воротах наставлены березки, и на конюшне, где медный крест, и даже на колодце. Двор наш совсем другой, кажется мне священным. Неужели зайдет Господь во Святой Троице? Антипушка говорит: «молчи, этого никто не может знать!» Горкин еще до света ушел к Казанской, и с ним отец.
Мы идем все с цветами. У меня ландышки, и в середке большой пион. Ограда у Казанской зеленая, в березках. Ступеньки завалены травой так густо, что путаются ноги. Пахнет зеленым лугом, размятой сырой травой. В дверях ничего не видно от березок, все задевают головами, раздвигают. Входим как будто в рощу. В церкви зеленоватый сумрак и тишина, шагов не слышно, засыпано все травой. И запах совсем особенный, какой-то густой, зеленый, даже немножко душно. Иконостас чуть виден, кой-где мерцает позолотца, серебрецо, — в березках. Теплятся в зелени лампадки. Лики икон, в березках, кажутся мне живыми — глядят из рощи. Березки заглядывают в окна, словно хотят молиться. Везде березки: они и на хоругвях, и у Распятия, и над свечным ящиком-закутком, где я стою, словно у нас беседка.
Не видно певчих и крылосов, — где-то поют в березках. Березки и в алтаре — свешивают листочки над Престолом. Кажется мне от ящика, что растет в алтаре трава. На амвоне насыпано так густо, что диакон путается в траве, проходит в алтарь царскими вратами, задевает плечами за березки, и они шелестят над ним. Это что-то… совсем не в церкви! Другое совсем, веселое. Я слышу — поют знакомое: «Свете тихий», а потом, вдруг, то самое, которое пел мне Горкин вчера, редкостное такое, страшно победное: «Кто Бог велий, яко Бо-ог наш? Ты еси Бо-ог, творя-ай чу-де-са-а-а!..»
Это не наша церковь: это совсем другое, какой-то священный сад. И пришли не молиться, а на праздник, несем цветы, и будет теперь другое, совсем другое, и навсегда. И там, в алтаре, тоже — совсем другое. Там, в березках, невидимо, смотрит на нас Господь, во Святой Троице, таинственные Три Лика, с посошками. И ничего не страшно. С нами пришли березки, цветы и травки, и все мы, грешные, и сама земля, которая теперь живая, и все мы кланяемся Ему, а Он отдыхает под березкой. Он теперь с нами, близко, совсем другой, какой-то совсем уж свой. И теперь мы не грешные. Я не могу молиться. Я думаю о Воробьевке, о рощице, где срубил березку, о Кавказке, как мы скакали, о зеленой чаще… слышу в глуши кукушку, вижу внизу, под небом, маленькую Москву, дождик над ней и радугу. Все это здесь, со мною, пришло с березками: и березовый, легкий воздух, и небо, которое упало, пришло на землю, и наша земля, которая теперь живая, которая — именинница сегодня.
Я стою на коленках и не могу понять, что же читает батюшка. Он стоит тоже на коленках, на амвоне, читает грустно, и золотые врата закрыты. Но его книжечка — на цветах, на скамейке, засыпанной цветами. Молится о грехах? Но какие теперь грехи! Я разбираю травки. Вот это — подорожник, лапкой, это — крапивка, со сладкими белыми цветочками, а эта, как веерок,- манжетка. А вот одуванчик, горький, можно пищалку сделать. Горкин лежит головой в траве. В коричневом кулаке его цветочки, самые полевые, которые он набрал на Воробьевке. Почему он лицом в траве? Должно быть, о грехах молится. А мне ничего не страшно, нет уже никаких грехов. Я насыпаю ему на голову травку. Он смотрит одним глазом и шепчет строго: «молись, не балуй, глупый… слушай, чего читают». Я смотрю на отца, рядом. На белом пиджаке у него прицеплен букетик ландышей, в руке пионы. Лицо у него веселое. Он помахивает платочком, и я слышу, как пахнет флердоранжем, даже сквозь ландыши. Я тяну к нему свой букетик, чтобы он понюхал. Он хитро моргает мне. В березке над нами солнышко…
После обеда народу никого не остается, везут и меня в Сокольники. Так и стоит наш двор, зеленый, тихий, до самой ночи. Может быть, и входил Господь? Этого никто не знает, не может знать.
Ночью я просыпаюсь… — гром? В занавесках мигает молния, слышен гром. Я шепчу — «Свят-свят, Господь Саваоф» — крещусь. Шумит дождик, и все сильней, — уже настоящий ливень. Вспоминаю, как говорил мне Горкин, что и «громком, может, погрозится». И вот, как верно! Троицын День прошел; начинается Духов День. Потому-то и желоба готовил. Прошел по земле Господь и благословил, и будет лето благоприятное.
Березка у кивота едва видна, ветки ее поникли. И надо мной березка, шуршит листочками. Святые они, божьи. Прошел по земле Господь и благословил их и все. Всю землю благословил, и вот — благодать Господня шумит за окнами» (И.С. Шмелев «Лето Господне») Понедельник, наступивший после Праздника Святой Троицы, посвящен именно Третьей Ипостаси Пресвятой Троицы — Святому Духу, и называется Духов День.